Заканчивался теплый сентябрьский день. Валентин не спеша шел домой. Он был скрипачом и сегодня после концерта в филармонии задержался, немного посидев с друзьями в кафе, где несколькими рюмочками коньяка они отметили день рождения одного из коллег. Проходя через сквер, Валентин выбрал свободную скамейку и сел. Бабье лето нежно шуршало желтеющими листьями деревьев, которые словно перешептывались между собой, наслаждаясь последними погожими деньками перед зимним сном. Погода и настроение располагали к воспоминаниям.
Родители Валентина были геологами, поэтому его воспитанием, в основном, занималась бабушка. Учeбу в десятилетке Валик совмещал с занятиями в музыкальной школе. Там он встретил Настю, добрую, скромную девочку, и полюбил ее. Чем дольше они были знакомы, тем сильнее становилось его чувство к ней. Почти все свободное время они проводили вместе. Обладая несомненным талантом, Валентин без особых усилий поступил в консерваторию и успешно ее окончил. Настя стала журналисткой.
Благодаря своей бабушке, исповедовавшей консервативные взгляды на жизнь, воспитанный в лучших традициях советской интеллигенции, Валентин, как показали годы, был однолюбом. В формировании этой черты его характера непроизвольно своим частым отсутствием дома определенную роль сыграла мать. Недостаток материнской заботы и общения Валентину до известной степени компенсировало присутствие Насти. Перед его уходом в армию они впервые серьезно обсудили свои отношения. Настя обещала ждать Валентина. Когда же он вернулся с армейской службы, встречались они совсем недолго, всего несколько недель, и наступил разрыв. Валентина поразили те глубокие изменения, которые произошли в характере и поведении Насти. По натуре тихая и немногословная, она теперь полностью замкнулась в себе, и на все его попытки выйти на откровенный разговор девушка отвечала молчанием либо, попрощавшись, прерывала встречу. Их регулярные свидания возобновились примерно через месяц. Валентин больше не задавал вопросов, которые могли ее расстроить. Достаточно хорошо зная Настю, он был уверен, что рано или поздно она сама все расскажет. Частично, по мнению Валентина, Настя ответила на его озабоченность, когда в один из дней объявила, что беременна. Заметив, как она волнуется, Валентин тут же ласковым поцелуем остановил ее. Счастливый, находясь под впечатлением новых, доселе не знакомых чувств, не давая Насте опомниться, он немедленно потащил ее в загс, где через три дня зарегистрировали их брак. Они сняли недорогую комнату с отдельным входом в частном доме на спокойной городской окраине.
Прошло полгода, как они поженились…
Неожиданно радужные мечтания нарушил чей-то голос:
— Валик, неужели это ты? Сколько же лет мы не виделись? Ну, здравствуй!
В окружении веселой компании, приближающейся к нему по дорожке сквера, Валентин узнал Веру — подружку Насти по музыкальной школе. В те годы он не переставал удивляться их дружбе, связавшей таких разных людей. В отличие от неразговорчивой Насти, Вера была говоруньей и неисправимой хохотушкой. После окончания школы их пути разошлись. Вера, отец которой был военным, поменяла место жительства. И вот через восемь лет здесь, в сквере, она стоит перед Валентином. Девушка сообщила своим спутникам, что догонит их, и, едва Валентин успел поприветствовать ее, как поток слов обрушился на него. Верка затараторила, стреляя словами, как из пулемета:
— Я проездом, завтра утром уезжаю, работаю врачом. Валик, как ты, как наши ребята? Сто лет никого не видела. На вокзале случайно встретила Ирку Соловьеву. Она спешила на поезд, поговорили буквально пять минут. Спросила у нее про Настю. Слушай, кто бы мог подумать! Ты знаешь, какой фортель выкинула Настюха? Вроде, как она встречалась с каким-то старшим лейтенантом и забеременела от него. Ну, как тебе наша тихоня? Он то ли юрист, то ли пожарный, точно не знаю. Когда Настюха сообщила ему новость, он ее бросил. Сволочь! Да, жизнь — штука серьезная. Но как будто у нее уже все нормально…
Дальше Валентин ничего не слышал, дышать стало трудно. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Вышеупомянутая Ирка Соловьева была Настиной родственницей. Верка, ничего не замечая, продолжала говорить. Остановилась она лишь тогда, когда ее позвали поджидавшие знакомые. Вера что-то написала на листке бумаги и сунула его в руку Валентина, затем, чмокнув его в щеку, быстро направилась к шумной компании. Если услышанное им правда, тогда странное поведение Насти становилось вполне объяснимым.
Сидел Валентин долго, и только прохлада наступающей осенней ночи понудила его подняться.
Домой он вернулся затемно. Обеспокоенная Настя ждала его. Войдя в маленькую кухню, он тяжело опустился на стул. — Валик, что случилось? — спросила Настя.
Находясь под властью пугающих мыслей, всем своим нутром предугадывая страшную развязку, Валентин ответил не сразу: — Я узнал, что ты обманула меня. Это так? — он смотрел ей прямо в глаза.
Настя побледнела:
— Валик, я совершила нелепую ошибку… Не знаю, что на меня нашло. Еще до свадьбы я хотела все рассказать, но события развивались так стремительно, что решила повременить с признанием… Я рассчитывала сказать тебе правду еще до рождения ребенка, и ты бы непременно все узнал, как бы ни тяжело это было для меня… Мне хотелось хоть немножечко попробовать счастья, о котором я так давно мечтала. Я надеялась, что время поможет разрешить эту проблему. Я осознаю, что вела себя, как последняя эгоистка, но я боялась — боялась за ребенка, за себя, за нас. У меня нет никого ближе и роднее тебя. Если ты не простишь меня, как же мне жить дальше, что будет со мной? Я не знаю, как быть, я запуталась, мне страшно… — она заплакала.
— Значит, это правда, — прошептал Валентин запекшимися губами. С усилием он поднялся со стула, ноги не держали его. Словно пытаясь оградить себя от суровой действительности, Валентин трясущимися руками закрыл лицо. Его бил нервный озноб. Обычно уравновешенный и волевой, он не смог сдержать порыв нахлынувших эмоций и со всего размаха грохнул кулаком по кухонному столу. От сильного удара перевернулся кувшин с молоком, задребезжала посуда. Лежавший на разделочной доске рядом с большим куском мяса кухонный топорик подпрыгнул и оказался возле руки Валентина.
Настя вскрикнула от испуга и бросилась к двери. Это действие спровоцировало в нем новую вспышку гнева. Не помня себя от нервного потрясения, Валентин схватил топорик и запустил его вслед убегающей Насте. Он видел, как топорик попал ей в затылок, на котором была аккуратно уложена золотистая коса. Так она и выскочила на улицу — с топором в голове.
От содеянного Валентин ужаснулся, и это мгновенно отрезвило его. Даже находясь в таком состоянии, он испугался за Настю. Валентин так любил жену, что уже готов был тотчас простить ее. С единственной целью — помочь Насте — он бросился бежать за ней, но проезжавший мимо милицейский наряд интерпретировал его поступок по-своему. Валентина арестовали.
Через два кошмарных дня неведения в следственном изоляторе его вызвали на первый допрос. В кабинете возле письменного стола стоял молодой мужчина. — Следователь уголовного розыска старший лейтенант Поляков, — представился тот. — Я буду вести ваше дело.
— Скажите, пожалуйста, что с Настей, где она?..
— Послушай, музыкант, здесь вопросы задаю я. Понятно? — оборвал на полуслове подследственного Поляков. — Давай рассказывай, как было дело.
Отрешенно глядя в сторону, Валентин изложил все без утайки. — Нашел за что убивать бабу, интеллигентик, — с нескрываемым раздражением процедил представитель закона и сплюнул на пол. — Я ее убил?.. Она мертва?..
— Нет, побежала на танцы с топором в голове, —
злорадствовал старший лейтенант.
В ушах у Валентина зазвенело. Глаза затуманились, зрение потеряло остроту. Сидя на табуретке, он вдруг весь сник, сразу постарев на несколько лет. Следователь находился рядом, но его голос Валентин улавливал с трудом:
— Ладно, на сегодня все. Иди в камеру и обдумай, как будешь вести себя дальше, — из жалости или по иной неведомой причине подвел черту сотрудник милиции.
Сутками Валентин лежал с закрытыми глазами, ни с кем не общался и ничего не ел. Когда он шел на следующий допрос, его пошатывало не только от перенесенных переживаний, но и от истощения.
— В общем-то, в твоем деле для следствия все ясно, но меня интересует один вопрос: как ты собираешься строить свои показания? Ведь на судебном процессе, наверняка, будут присутствовать родственники и друзья пострадавшей, и, видимо, не стоит настоящему мужику излагать перед ними интимные подробности негативного поступка своей жены. Как ты думаешь? — спросил Поляков.
— Мне все равно, — безучастно произнес Валентин. — Значит, будем считать, что ты просто приревновал свою жену к незнакомому мужчине, когда случайно встретил их на улице. В тот день ты выпил и учинил жене скандал. Кстати, в твоей крови обнаружен алкоголь, хотя и в незначительном количестве. Настя объяснила тебе, что этот прохожий просто интересовался, каким транспортом можно добраться до аэропорта. Ты ей не поверил и на почве ревности, под воздействием спиртного совершил преступление. Согласен? — Я знаю, что виноват, а остальное не имеет значения. Я очень устал, пусть меня отведут в камеру.
— Не торопись, сначала все запишем, а потом ты абсолютно свободен, — съязвил следователь.
Минут сорок он усердно заполнял протокол допроса и наконец протянул его Валентину:
— Прочитай и распишись.
Подследственный, не читая, поставил свою подпись. Поляков вызывал его еще несколько раз, уточняя детали уголовного дела. Иногда со стороны могло показаться, что страж закона старается в большей мере для себя, чем для объективного расследования. Когда закончилась последняя встреча и охранник уже выводил Валентина из кабинета, следователь обронил ему вдогонку:
— Скрипач, а твоя женушка выжила. Я ознакомлю ее с твоими показаниями — думаю, она высоко оценит твое благородство. Судья квалифицирует содеянное тобой как в состоянии аффекта и даст пару лет заключения. Посидишь, ума наберешься. Ну, будь здоров и не кашляй, — ехидно хихикнул на прощание Поляков.
— Как?..
Но Валентина вытолкали за дверь. Желание расспросить, боль, недоумение и радость — все перемешалось у него в голове. Способность соображать он обрел лишь в камере. Прошло совсем немного времени после последнего допроса, как Валентину предъявили отпечатанную на машинке копию обвинительного заключения, а это значило, что не за горами суд.
На суде Валентин не произнес ни слова, во всем соглашаясь с судьей и материалами следствия, — это решение он принял еще до первого допроса. Его приговорили к четырем годам лишения свободы.
Только сейчас Валентин узнал, что Настю спасла коса. Путь кухонному топорику преградили туго сплетенные волосы, уложенные на затылке. Достигнув цели, но не причинив почти никакого вреда здоровью, легкий алюминиевый топорик запутался в волосах, создав впечатление, будто он застрял в голове. На всякий случай Настю госпитализировали. Небольшая рана на коже головы зажила, и через неделю, после тщательного обследования, жену выписали из больницы. В колонии по отношению к заключенным Валентин вел себя обособленно, но в то же время принимал активное участие в лагерной самодеятельности, много читал и стал сочинять музыку. Долгими ночами он день за днем перелистывал в памяти страницы своей жизни. Особенно много размышлял над последними событиями, которые так круто изменили его судьбу.
Он вспомнил, как, будучи подростком, неоднократно обсуждал с бабушкой тему внебрачных половых связей. Бабушка особенно подчеркивала, что такое поведение пагубно влияет на человека и низводит его нравственное и физическое состояние до уровня животных. Кроме того, подобные развлечения могут далеко завести и иметь самые непредсказуемые последствия. Валентину пришлось внутренне согласиться с обоснованностью своей вины, ведь инициатором половой близости с Настей еще в студенческие годы был именно он.
Серый монотонный быт колонии скрашивали частые письма жены, но он на них не отвечал. Прежде чем принять окончательное решение об их будущем, Валентин должен был все основательно проанализировать, а на это требовалось время. Да и свежа еще была в памяти обида.
…Уже год, как Валентин находился в колонии.
За неделю до Рождества осужденных собрали в клубе на встречу с евангельскими христианами. Валентин с жадностью ловил каждое слово. Он получил великолепное светское образование и воспитание, основанное на человеческих ценностях, где не было места Богу. Сейчас все то хорошее, что было заложено в его сознании семьей, школой, государством, приобретало душевную гармонию и наполнялось истинным смыслом. Израненная, жаждущая душа завяла, иссохла и вдруг — стала подавать признаки жизни, насыщаясь потоками живой воды, льющимися из уст баптистского проповедника. Валентину подарили Новый Завет, с которым он никогда не расставался, используя для чтения каждую свободную минутку. Он начал переписываться с верующими, изучал духовную литературу. Вся его жизнь предстала перед ним в совершенно ином свете, который не только проникал в самые потаенные уголки души и исцелял ее, но и вскрывал причины возникновения болезни. Накопившиеся на протяжении многих лет вопросы получали исчерпывающее разъяснение.
Упорядоченное в рамках библейского учения внутреннее состояние определяло выбор единственно правильных поступков. Как никогда раньше Валентин отчетливо представлял перспективы своей жизни.
Весной он покаялся, а в начале лета принял святое водное крещение.
Спустя два с половиной года после вынесения приговора, за примерное поведение Валентин получил условно-досрочное освобождение. На крыльях веры он летел домой.
Без стука, тихонечко Валентин вошел в комнату. В детской кроватке, держась ручонками за спинку, стоял пухленький розовощекий малыш и что-то напевал на не понятном для взрослых языке. Настя утюжила белье.
— Здравствуй, жена, — поздоровался Валентин.
От неожиданности Настя вздрогнула и замерла с утюгом в руке.
— Кто это здесь демонстрирует нам музыкальные способности?
— Валентин осторожно взял ребенка на руки. — Ну, как тебя зовут?
— Ва-ик… авуть… ма-ма … — лепетало юное дарование.
— Мама, переведи, пожалуйста, — попросил Настю Валентин.
— Он сказал, что его зовут Валик.
Валентин отвернулся: в горле запершило, но он не показал виду, что взволнован.
— Значит, ты у нас Валентин Валентинович?
Настя вдруг все поняла. Она подошла и прислонилась к мужу. Ее худенькие плечи вздрагивали: она плакала. — Настенька, завтра все мы идем в церковь: пусть благословят нашу семью.
— Мы идем, обязательно. Я завтра принимаю крещение… — отвечая на непонимающий взгляд мужа, Настя сказала: — Валик, все очень просто. Ведь ты мне не писал, и, по моей просьбе, в курсе всех событий меня держал начальник колонии. Я ему очень благодарна… Меня заинтриговало твое обращение к Богу. Так, благодаря тебе, я пришла в баптистскую церковь, и завтра у меня самый счастливый день в жизни.
— У меня тоже, — Валентин обнял Настю.
— Валик, прости меня…
— А ты меня, — и он поцеловал ее.
Еще троих детей даровал Господь этой супружеской чете. Старший сын несет служение пастора церкви и является примером для младших. Мир и любовь царят в этой благословенной семье.
По прошествии многих лет Валентину стало известно, что следователь Поляков — это тот самый человек, который так непристойно обошелся с Настей. Он боялся за свою репутацию и карьеру, поэтому сделал все возможное, чтобы его имя никоим образом не всплыло в документах следствия и в зале суда. Ежедневно в своих беседах с Богом Валентин молился за этого человека, сыгравшего поворотную роль в его жизни.
Анатолий Валуевич