Детство у меня было безоблачное и многообещающее. Родился в интеллигентной семье. Был хорошим мальчиком. В школе учился неплохо. Хоть проказничал, но успеваемость была хорошая. Когда мне было 13 лет, я и несколько моих друзей начали курить и выпивать. Но моей греховной натуре, ищущей новых ощущений, желающей подражать старшим ребятам, которые уже пристрастились к наркотикам, сигарет и алкоголя было мало, и в 16 лет я начал употреблять наркотические таблетки. Есть русская пословица: «Чем дальше в лес, тем больше дров». Так и у меня. Азартные игры, травка, опиум, героин и психотропные наркотики. Даже два года армейской жизни не обошлись без этого.
Вернувшись из армии, я поступил в институт. Родители начали подозревать меня в моих пристрастиях. И вот в 1992 году бросаю институт и уезжаю бродить по просторам Родины. Меня тогда ничто не интересовало; самое главное, чтобы мне было «хорошо». Я думал, что всего добьюсь сам.
Когда человек употребляет наркотики и является заядлым игроком, то он уже себя не контролирует в большинстве поступков. Грехи и злодеяния растут по арифметической прогрессии. Переступаешь через родственников, переступаешь через закон, свою совесть, которая кричит и умоляет остановиться. Бедные мои родные! Я не был рядом и редко приезжал домой, но они испили такую чашу горя со мной, что не хотели меня уже видеть. Говорили: «Лучше бы тебя похоронить, и будем хотя бы могилку беззаботную иметь, ходить оплакивать, как и сейчас оплакиваем». Отец при наших редких встречах смотрел на меня, как на прокаженного. Когда он со мной общался, было такое впечатление, что от меня несет какими-то зловониями.
Когда человек осознает, что он раб, бывает уже поздно. Я хотел завязать навсегда, убежать куда-то от себя самого, хотел излечиться от этой болезни, но понимал, что ни один врач не может решить эту проблему. Я переламывался, переходил на более слабые наркотики, но не проходило нескольких месяцев, как снова срыв, и снова большие дозы. Все больше обманутых и обворованных людей, все больше материнских слез и подорванного родительского здоровья. Но я уже ничего не мог поделать, стоял по горло в болоте греха. Наркотики и игра владели каждой моей клеточкой. Я перенес две клинические смерти. Первый раз была передозировка наркотиком, и врач, оказавшийся рядом, констатировал смерть. Второй раз меня ударили ножом в шею, и я потерял 3 литра крови. Но Господь оба раза смилостивился надо мной и возвратил меня к жизни. Оба раза видел одно и то же: я шел в ад. Зная свои злодеяния, просил Бога вернуть мне жизнь. Я видел тоннель, уносящий меня к яркому свету; чувствовал, как моя грешная, обремененная душа устремляется к вечной погибели. В Армении, откуда я родом, меня научили ходить в церковь, ставить свечки и «чтить» Бога — Иисуса Христа. В трудные минуты я обращался именно к Нему, просил Его вернуть мне жизнь.
Я часто спрашивал Иисуса: «Как Ты можешь терпеть меня, такого подлого? Как Ты после стольких болей, причиненных Тебе, можешь сносить меня?..» Я также спрашивал Его: «Чем я удостоился Твоей любви и покровительства, что там, где меня должны были посадить в тюрьму, или там, где я под наркотическим опьянением отключался за рулем и должен был погибнуть, всегда отделывался «легким испугом»?» Однажды в очередной раз, когда я бросил колоться, отлежался и около года не употреблял тяжелых наркотиков, в метро верующие бабушки пригласили меня на собрание в баптистскую церковь «Благая Весть» в Москве. Я несколько раз приходил туда, мне очень понравились проповеди и рассуждения этих людей о Боге.
Но в 2000 году я начал опять колоться. Это было самое долгое время, когда я был в системе, т. е. без перерыва, — 5 лет.
14 июля 2002 года меня постигла вторая клиническая смерть, и я давал Богу обещание, что завяжу с такой жизнью. И Он тогда смилостивился надо мной.
Прошло ровно три года, наступило 14 июля 2005 г. Я уже не знал, куда мне деваться, когда услышал голос дьявола: «Ты мой! Два выхода у тебя: или повеситься, или пойти на еще более тяжкое преступление — разбой». Но я также услышал и голос Божий: «Нет, ты Мой! Иди в церковь “Благая Весть”». И меня, как на крыльях, понесло в метро… Я буквально прибежал в Дом молитвы. Пастырь церкви, увидев меня, сразу понял, что мне нужно. В этот же день я покаялся, отдал свое сердце и горы своих грехов моему Спасителю, освободился от всего бремени, которое преследовало меня так долго. Изнеможенный, больной, с весом в 60 кг при росте 190 см, я стоял радостный перед Господом.
Здесь мне подарили Библию и дали адрес подмосковной Нахабинской церкви «Истина», у которой есть реабилитационный центр для наркоманов и алкоголиков. Приехав туда, я узнал, что центр находится дальше, на расстоянии 50 км, и мне нужно дождаться служителей, а они уехали в Курскую область и будут только через несколько дней. Решив ждать их в Нахабино, я нашел место в новостройке, постелил там картон, лег на него и начал читать Слово Божие. Все эти 5 дней Господь давал силы, наполнял меня Своею любовью, давал надежду. За всю мою жизнь мне не было так хорошо и спокойно, как на этих картонных ящиках. Я посещал собрания в церкви, и на пятый день служители пообщались со мной и забрали в реабилитационный центр.
В центре Иисус Своей любовью рушил все камни, которыми я заложил свое сердце. Он дал мне прозреть. Я прошел реабилитацию, принял крещение в Нахабинской церкви «Истина». Год трудился в реабилитационном центре, помогал ребятам, которые приходили на реабилитацию. Сейчас я в церкви, несу служение с нарко- и алкозависимыми, их родственниками.
Господь восстановил мои отношения с родителями и родственниками. Мама, увидев чудеса Божьи, покаялась и посещает баптистскую церковь в Ереване. А таких отношений с отцом я даже представить не мог: обращаясь ко мне, он называет меня Карен джан. Джан по-армянски означает дорогой, это является выражением высшей степени любви. Теперь мне 38 лет. Сожалею, что 20 из них я провел в тесной привязанности к наркотикам и азартным играм.
У меня не оставалось никаких документов, я и их растерял. Но есть ли что невозможное для Бога? Мои документы нашлись. Бог по крупинкам начал созидать мою жизнь, и через Божьи чудеса укрепляется моя вера. //
Карен Галстен