Проведя в Никополе на отдыхе зиму, апостол Павел отправился через Македонию в Троаду. Там он в гостеприимном доме Карпа был внезапно арестован по доносу Александра медника, который был раздражен на него вследствие своих убытков, потому что его ремесло, состоявшее, между прочим, в выделке небольших изображений Дианы Ефесской, после проповеди апостола понесло сильный урон. Павел был схвачен ночью, и так внезапно, что не имел времени захватить с собой даже некоторых дорогих для него книг, документов и своего большого плаща. Его поспешно отправили в Ефес, а оттуда – в Рим.
Как некогда другие его собратья, апостол был заключен в Туллианскую тюрьму, и трудно было даже отыскать, где он находился. Ефесянин Онисифор, намеренно прибывший в Рим, укреплял его сердце своим безбоязненным посещением и, не стыдясь его оков, ободрял Павла в этом тюремном заключении. Но это был лишь единст¬венный проблеск света, который быстро погас, потому что Онисифор схватил в тюрьме сильную горячку и скончался в Риме.
На первом судопроизводстве апостола председательствовал Нерон. Он не хотел упустить благоприятного случая осудить величайшего из христианских вождей. Павел был приведен в базилику в Золотом дворце. Это была палата, отличавшаяся необычайным блеском. К золоченому, отделанному слоновой костью креслу императора, установленному на особом возвышении, вели ступени из порфира. Вокруг его стояла группа преторианцев с их серебряными орлами и другими военными значками, а позади кресла — ликторы с пучками прутьев.
Великому узнику было приказано стать перед балюстрадой на особом месте, отмеченном мраморным кружком на полу. Руки у него были скованы длинной двойной цепью. Двое главных ефесских обвинителей, Александр медник и Димитрий серебряных дел мастер, были проникнуты самой ярой ненавистью к апостолу. Между тем тот остался совершенно один. Онисим и Лука сопровождали его до входа в судилище, но им не позволено было войти в залу суда. «При первом моем ответе никого не было со мною, — писал Павел Тимофею, — но все меня оставили. Да не вменится им!» (2 Тим. 4:16). Во всем этом великом городе не нашлось ни одного вельможи, который бы ока¬зал апостолу покровительство, ни одного защитника, ни одного благоприятного свидетеля, который бы по¬ходатайствовал об его освобождении. Но он чувствовал и говорил, что с ним был Некто более могущественный, чем многие легионы, — Сам Господь, Которому Павел служил. Апостол Павел ни¬сколько не боялся, и его мужество было столь чудесным для тех, кто привык к малодушию сенаторов, покорно удалявшихся совершать самоубийства. Со своим бледным лицом, согбенной фигурой и жидкими, поседелыми волосами, апостол обнаруживал больше бесстрашия в цепях и под смертным топором, чем кесарь Рима среди своей стражи. Первое судебное разбирательство вращалось на обвинении апостола в причинении мятежа и беспорядка в Ефесе. Защищая себя, апостол Павел вынул диплом на свое гражданство и отстаивал свои права в качестве римского гражданина. При помощи письменного показания блюстителя порядка в городе Ефесе и дружественных ему чиновников он мог доказать, что свидетельство медника и серебряных дел мастера было лож¬но и что он всегда вел себя, как мирный гражданин. Спокойное достоинство его защиты и совершенная твердость и безбоязнен¬ность, обнаруженные им в беспомощном положении, произвели на судей глубокое впечатление, и, несмотря на презрение и гнев Нерона, присяжные подали голоса согласно со своими убеждениями. К изумлению всех, эта первая защита за¬кончилась оправданием по первому уголовному обвинению и отсрочкой суда для лучшего расследования дела по второму (оно состояло в том, что Павел был христианином). С сердечной благодарностью апостол писал Тимофею, что «он изба¬вился из львиных челюстей» (2 Тим. 4:17). После своей первой защиты апостол Павел жил в тесной тюрьме, неизменно сохраняя бодрость духа, хотя смерть почти уже стояла перед ним. Он написал прекрасное, глубоко прочувствованное послание Тимофею, в котором содержатся последние слова великого апостола. Павел просил его прийти и разделить с ним его страдания. «Приди, сын мой, — такова была сущность послания, — приди раньше зимы, приди скоро, иначе будет уже поздно». И пусть, отправляясь к нему, Тимофей пошлет к Карпу в Троаду захватить тот широкий плащ, который апостол оставил в его доме во время последнего поспешного ареста, а также и книги, особенно кожаные. В тюрьме часто бывает холод¬но, и его старый плащ, который он, быть может, выткал собственными руками из черной козьей шерсти своей родной провинции, несмотря на его ветхость и на то, что он часто покрывался седой пылью больших римских дорог, промокал от ливней в горах Ганра и насыщался влагой, доставил бы ему немало удобства и избавил бы от необходимости сидеть на голом каменном полу. Папирусные же книги и пергаменты, сколько бы их ни было и как бы они ни были ветхи, могли дать узнику возможность разгонять монотонные, утомительные часы, да и вообще, были весьма дороги ему. Что касается самого Павла, то он более чем готов умереть: свое жизненное течение со¬вершил, веру сохранил, и теперь ему готовится венец правды, который даст ему Господь, праведный Судия, в день оный. В послании апостол приводит отрывок превосходного древнехристианского гимна, который утешал и подкреплял столь многих мучеников: «Верно слово: если мы с Ним умерли, то с Ним и оживем; если терпим, то с Ним и царствовать будем; если отречемся, и Он отречется от нас; если мы неверны, Он пребывает верен, ибо Себя отречься не может» (2 Тим. 2:11-13). Душа старца, несмотря на всю тяжесть его положения, радовалась в Господе.
Неизвестно, прибыл ли к нему Марк или Тимофей, прежде чем Павел перешел в горний мир, где нет ни болезней, ни печали. Конечно, Тимофей немедленно поспешил в Рим, лишь только получил письмо от апостола, но прибыл уже слишком поздно — прибыл, чтобы и са¬мому подвергнуться тюремному заключению, хотя, к счастью, только на время.
Апостол не ошибся, сказав, что время его отшествия было близко. Во время пребывания Нерона в Греции Павел потребован был к судилищу двух негодных вольноотпущенников, Гелия и Поликлета, по второму пункту его обвинения, что именно он христианин и, следовательно, проповедник запрещен¬ной религии. Дело это не нуждалось в особом разбирательстве. Обвиняемый не только сознался, но и находил особую славу в этом обвинении. Его немедленно предали бы смерти, если бы не желание исполнить внешнюю формальность, по которой требовалось, чтобы под приказом о предании смерти была подпись самого кесаря, еще не прибывшего в то время из Греции.
По прибытии Нерону был в числе прочих подан доклад и о деле апостола Павла. Крайне раздраженный на христиан вообще, Нерон, не раздумывая долго над этим делом, приказал предать смерти и этого узника.
— Он римский гражданин, — заметил сотник.
— Знаю, — отвечал император, — но он уже подвергался суду и осужден на смерть. Я сейчас же подпишу приговор, которым он осуждается на обезглавление.
Апостол провел свою последнюю ночь на земле в таком спокойном и сладостном сне, каким может быть только сон невинного младенца. Утром он сердечно простился с Лукой, который так долго был его возлюбленным врачом, и двинулся в путь.
Казнь над ним совершилась скоро и негласно. В такой ранний час утра сотнику и воинам нечего было особенно беспокоиться, что это событие привлечет многих зрителей. Поэтому кончина апостола Павла была столь одинокой и безвестной, что предание не сохранило потомкам никаких подробностей о ней. Известно лишь, что он нисколько не страшился того, что меч скоро сверкнет над его головой и потушит в крови благороднейшую и величайшую из жизней человеческих. Эта жизнь представлялась ему не больше, как жизнью великого грешника, которого простил Господь и спас Христос. Суровая зима его испытаний миновала, и в воздухе разливала свое божественное благоухание наступавшая вечная весна воскресения.
Воины с узником двинулись по Аппиевой дороге через Римские ворота, которые еще и теперь, спустя почти две тысячи лет, называются его именем. Великий мученик едва ли говорил что-нибудь. Лицо его сияло внутренней восторженностью, его уста шептали безмолвную молитву. У него не было ни малейшего страха. Лазурь новой обители манила к себе своей небесной красотой.
Прибыв на зеленую равнину, все остановились под деревом. Узнику приказано было стать на колени. Сверкнул меч, и жизнь апостола угасла…
Возложенная на воинов задача была исполнена. Покончив с Павлом, они уже не интересовались им больше, и только сотник должен был представить Нерону удостоверение, что казнь совершена должным образом. Мертвое тело мученика оставили ни зеленой траве. Христиане, которых они отогнали, но которые издали следовали за ними, пришли поплакать над апостолом и похоронить его.
Когда христиане со скорбью оставили место мученичества, серый свет, показавшийся из-за восточных облаков, начал разгораться в роскошную зарю, и солнце принесло новый день миру.