Из всех слов, которые святое Евангелие возвещает нам о кресте, это, пожалуй, самое трудное и самое серьезное. Оно обладает неисследимой глубиной.
В то же время среди слов Иисусовых нет другого, которое могло бы ввести нас так глубоко в понимание смысла и значения креста, как это. Тот Одинокий, что висел на кресте, был не просто каким-то великим человеком, жизнь которого заканчивалась столь трагически, хотя действительно могло казаться, что здесь заканчивается одна из человеческих трагедий.
Размышляли ли мы когда-нибудь серьезно и глубоко о том, сколько душ было осуждено в этом мире совершенно несправедливо. Сколько погибало совсем за несовершенные ими преступления, которые лживая человеческая рука пыталась приписать им.
И висевший на кресте умер не за Свой грех, умер, осужденный несправедливо духом вражды этого мира. Но Он не жаловался на человеческую несправедливость.Он говорит о Своих страданиях, как о чаше, которую подал Ему Отец Его и которая не может миновать Его, а потому Ему надлежит выпить ее до конца. Это чаша великих страданий. И в свое время Он говорил ученикам Своим и говорил неоднократно, что Ему надлежит пострадать в этом мире и умереть.
В чем заключается содержание этой чаши?
Только ли в страданиях жестокой смерти?
Так, возможно, и может казаться на первый взгляд! Боль и страдания, поношения и бичевание, даже распятие,-во всем тайна, которую нельзя постичь, глядя на эти страдания только извне. Но подлинная тяжесть этих страданий заключается далеко не в ужасах, которые Ему надлежало перенести. Многие из людей в этом мире вынуждены были пройти через такие же ужасы. Может быть, даже через еще более жестокие, мрачные, продолжительные. Многих за веру в Христа четвертовали, сжигали на кострах, привязывали к столбам, обливали смолой и поджигали, чтобы они горели, как свечи. Многие, встречая свою мученическую смерть, были растерзаны хищными животными на аренах древнего Рима и умирали под аккомпанемент диких криков глядящих на эту смерть зрителей. Многих пытали самым жестоким образом в застенках инквизиции. Жестокая мученическая смерть издавна знакома последователям Христовым. Здесь трудно перечислить все формы этой смерти, ее ужасов, стонов и страданий.
Но в страданиях Христовых заключается тайна, которую Христос пытается раскрыть перед нами словами: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты оставил Меня?»
В состоянии ли мы постичь сегодня эту тайну?
Может ли вообще Бог оставить, покинуть душу?
Или это только определенное внутреннее настроение человека, который погружается в горе, скорбь, отчаяние, безнадежность?
Ведь фактически Бог никогда не покидает его.
Но разве нам не известен этот вопль, вопль из бездны отчаяния, которое одолевает нас?!
Происшедшее на кресте можно понять в том случае, если воспринять вопль Иисуса вполне серьезно и духовно, если не пытаться истолковывать его превратно.
Если Иисус восклицает:»Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты оставил Меня?» — то Он фактически говорит о той действительности, которая подлинно тяготит, мучит, угнетает Его. Какова же тогда эта действительность? Такова, что Он действительно оставлен Богом! Висящий на кресте одинок, мыслимо ли это? Христа оставили не только Его ученики, но решительно все, кому Он служил, кого исцелял, кому являл Свое милосердие, кому делал добро! Главное же в том, что Отец Небесный, Бог, оставил Его! Это невероятно! Это немыслимо! Но это факт: Бог сокрыл от Него Свое лицо! И это та чаша, которую Ему следовало выпить.
Мы едва ли постигнем тайну оставленности, одиночества Иисуса на кресте в том смысле и в том значении, в котором она обладала для Иисуса на кресте, потому что мы всегда остаемся грешниками здесь, на земле, в течение всей своей жизни. У нас ведь нет постоянной непосредственной и нерасторжимой связи с Богом; наоборот, мы слишком даже часто находимся в состоянии полнейшего или почти полного равнодушия, отчужденности или даже враждебности к Нему. Но вот здесь случилось то, что Иисус, пребывавший всегда в совершеннейшем общении с Отцом Небесным, вдруг не увидел Его лица. Представим себе на какое-то мгновение маленького ребенка, который вдруг потерял свою мать и не видит ее более. Она ведь где-то находится, где-то ищет его, она плачет,она едва ли не в смертельном страхе за него, а он не знает этого, не видит ее, и потому ребенок этот в отчаянии,он безутешен,он горько рыдает, и ему кажется, что всякое последующее мгновение влечет для него неизменно одну только смерть. И для Христа на кресте страшным оказалось Его одиночество! Где же Отец Его? Где Тот, Кто неизменно и совершенно любит Его? Как же теперь не видеть Его? Теперь, в этот самый трудный и ответственный час Его жизни? А как же скорбел тогда Отец Его Небесный, как страдало Его сердце! Иисус оказался в положении грешника, от которого отвратился Бог. Таково положение Иисуса на кресте. Таково положение каждого человека, который не видит более милостивого облика Отца. Иисус оказался в нашем положении. Его приговорили к смерти. Он в полнейшей тьме. Это страшное состояние. Это страшная погибель. Но ведь в таком состоянии находится весь мир! Весь мир теперь не видит Отца Небесного. Грехи и преступления его столь велики и отвратительны, что Отец Небесный не может смотреть на Него… Но разве это для мира предмет тревог, скорби и отчаяния?
Пережив это состояние, Иисус теперь знает, в каком состоянии мы оказываемся теперь перед Богом. А потому Он день и ночь ходатайствует за нас пред Отцом Своим Небесным. Он хочет помочь нам, Он хочет спасти нас.
Что же делает Иисус в этот час оставленности? Он молится! Он делает именно то, чего не делает человек в своей греховности! Человек, считая себя оскорбленным Богом, отворачивается от Бога и подвергает себя еще более проклятию. Иисус же, оказавшись в терновом венке, оказавшись жертвой за грех, крепко держится Своего Отца. Какое это великое и волнующее событие! Отец оставляет Сына. Отец отвратил от Него Свое лицо. Сын повержен в крайнюю тьму ада. Но Сын все-таки крепко держится за Своего Отца. Это борьба, размеров и объема которой мы сегодня не в состоянии представить себе. Это достигшая крайних пределов борьба за спасение мира. И победа в этой борьбе одержана единственно в молитве: «Боже Мой, Боже Мой!»
Всякая другая борьба, в которой людям приходилось в этом мире бороться, страдать, изнемогать, может быть, даже падать, а затем вставать, это борьба оружия и духовная борьба. Здесь же принципиально другая борьба и мы едва ли в состоянии представить ее и еще менее понять, когда размышляем о Гефсимании и Голгофе. Это борьба Бога с Богом за спасение мира. Отец Небесный отвратил Свое лицо от Сына, страдающего, умирающего, принесшего Себя в жертву за спасение человека и мира, а Сын молит Отца, просит Его, чтобы Он преклонился к Нему, поддержал, послал силы и утешил видом Своего лица. Сын протягивает к Отцу Свои пронзенные руки, хочет ухватиться за Отцовскую руку, а ее нет; Сын хочет соединить землю с небом, но вот руки Отца нет! Сын просит, умоляет, ответа нет. Сын изнемогает в этой борьбе, силы оставляют Его, еще немного и Он отдает Свое последнее дыхание, но Он не хочет отступить от цели, Он хочет примирить человека с Отцом, а потому молится… Вот причина этой борьбы- в молитве. Из крайней тьмы ада и преисподней Сын вопиет к Отцу:»Боже Мой!» Но это не вопль бедствия страдающей души, это молитвенный вопль бедного, страдающего, оставленного грешника. «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты оставил Меня?» Этими словами псалмопевца воспользовался Иисус в Свой смертный час. Теперь Он проявил Свое послушание до смерти и смерти крестной. Он выпил чашу до дна. Он не уклонился от нее. Он не искал Себе другой помощи или другого источника утешения. Нет, Он прямо держался Того, Кто поверг Его в эту крайнюю тьму.
Это послушание Иисуса Христа. Это послушание Сына, исполнившего волю Отца. Это послушание Того, Кто отвержен был ради нас. Он согласился со Своей отверженностью. Он принял бремя грехов человеческих на Свои плечи. И мы убедились в этом, глядя на то, как Он стремился к Тому, Кто сокрыл Свое лицо от Него. Нет, ничто не в состоянии разлучить Сына с Отцом. Поэтому тот час, который выдавил из Него этот великий вопль, оказался в итоге великим часом великой и славной победы, когда, наконец, окончательно решилась судьба мира к его спасению.
Понимаем ли мы теперь, почему Иисус повержен был в такие скорби и страдания? Почему Ему пришлось пройти через эту ужасную погибель? Думается, что ответ на этот вопрос таков: потому что мы оставили Бога! Только так мы можем понять все то, что произошло тогда на кресте. Иисус занял место нашей греховности. Он подверг Себя судам Божиим за грех мира. Он знал, что грех следует осудить, что за грех — смерть. Вот здесь-то мы и убеждаемся, как серьезно Бог относился к нашим грехам и преступлениям.
Нам кажется порою, что Бог не видит наших проступков, что Он на небе, а мы на земле, а это уж необычайно далеко, а потому мы вольны поступать так, как того мы пожелаем. В лучшем случае, нам кажется, что Бог мог бы несколько иначе относиться к нашим слабостям и грехам, что Ему следовало бы быть более снисходительным к нашим слабостям и порокам или произнести одно единственное слово, слово Его божественной силы — и мы были бы навсегда освобождены от соблазнов и силы греха. Но Бог совершенно иначе смотрит на нас и на наш грех.
Да, мы весьма склонны к тому, чтобы легко смотреть на наш собственный грех, чтобы умолять Его и даже к тому, чтобы оправдывать себя. Но вот Бог очень серьезно относится к нашим ошибкам, грехам и преступлениям:они стоили смерти Его возлюбленного Сына. Суд Божий излился на Сына Божьего ради нашего спасения. Он понес наказание вместо нас, чтобы мы имели мир с Богом, а потому ранами Его мы исцелились. Вот почему нам необходимо вспоминать Его страдания и Его смерть.
Какое неслыханное прежде слово! Он понес наказание вместо нас, чтобы мы имели мир с Богом. Он стал жертвой за наш грех, чтобы мы ходили оправданными перед Богом. Он принял на Себя проклятие закона, чтобы мы избавились от смерти. Для нас это удивительная и непостижимая тайна. Благословениями этими мы сегодня живем, движемся и существуем. В тех судах, которым Бог подверг Иисуса, наша свобода, наше спасение. Кто из нас теперь в состоянии постичь тот факт, что Бог судит Своего возлюбленного Сына, подвергает Его наказанию и смерти, чтобы нас избавить от наказания, чтобы мы могли иметь теперь мир с Богом, спасение, вечную жизнь, прощение грехов и радость жизни?
Можно ли понять тот факт, что Иисус взвалил на Свои плечи бремя отвратительных, гнусных и зловонных грехов человечества, ради которых Отец Небесный не мог смотреть на Него в Его последний смертный час, потому что Бог не в состоянии смотреть на грех человека, а потому наш Иисус, наш Спаситель, так невыносимо страдал от сознания полнейшей оставленности и покинутости? Можем ли мы понять это? Задаем ли мы себе труд понять все это?
Но все это могло случиться, потому что Он предал Себя на смерть, исполнил волю Отца, занял наше место подсудимых и умер вместо нас. Вот поэтому Он наш, а мы — Его. Все это, вне всяких сомнений, непостижимое чудо любви Божией, которая побудила Его умереть, чтобы нас приобресть. Эта любовь наказала Его, чтобы нас освободить. Но всего этого не может вполне понять ни один человек.
Можем ли мы понять теперь, что Бог так возлюбил грешников, что мы удостоились спасения в своей обреченности на погибель? Можем ли мы понять, почему Бог даровал нам, грешникам, полное прощение всех наших грехов? Это великое дело превосходит всякое наше разумение! Но это великое спасение подлинно становится нашим уделом, когда мы вполне поверим Его словам, словам, которые Он произнес на кресте, словам, которые Он, возвысившись над Своим страданием, над Своей смертью, превращает теперь в чудную весть о кресте.
Слово о кресте — это благая весть для мира. Слово о кресте потому именно и является благой вестью для мира, что возвещает о том, что уже совершился последний суд Божий над нами, что этот суд совершился над Иисусом Христом, что Бог получил удовлетворение за наш грех, что в Своей борьбе с Отцом Иисус одержал великую победу — примирил землю с небом, человека с Богом. Потому именно Иисус и молился в час Своей смертельной оставленности и великого одиночества:»Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты оставил Меня?» Он оставлен был тогда для того, чтобы теперь мы могли быть истинными сынами Божьими.
Георгий Адамович