Алиса включила в ванной кран, чтобы взрослые думали, что она умывается. На самом деле девочка, подставив под ноги табуретку, внимательно рассматривала свое отражение в зеркале. Эти отвратительные прыщики и угри – в таком ужасном количестве! И брови, такие светлые, что их почти незаметно… а губы, что за губы – просто чья-то злая рука взяла да и нарисовала на ее лице узенькую полосочку на том месте, где находился рот, и где Алиса, будь ее воля, поместила бы два розовых коралла…
Девочка слезла с табурета и выключила воду. Она чуть не плакала. Ее долговязая фигурка с длинными руками и ногами, острая и угловатая, как у всех подростков, казалось, уменьшилась от тяжести, навалившейся на девичье сердечко.
– Я некрасивая, да, я некрасивая, – прошептала Алиса, и две крупные слезинки скатились по ее худощавым щекам.
Весь день девочка была сама не своя. Родители списывали перепады в ее настроении на переходный возраст и не пытались даже понять, что тревожило юное сердце. А вечером, когда мама и папа ушли в гости, Алиса зашла в свою комнату и вдоволь наплакалась, посвящая в свои сердечные тайны друга детства – мягкого серого пушистого зайчонка в клетчатом комбинезоне.
Было лето. Пора приятная во всех отношениях. И Алиса очень обрадовалась приходу тети Любы, внезапно нарушившему ее одиночество.
– Привет, котик! Как дела?!
– Нормально… – ответила Алиса, открывая дверь на бодрый звонок.
– Что-то тон у тебя не больно-то веселый, а? – спросила тетя Люба, переступая порог и поднимая за подбородок унылое личико. – Ну-ка, посмотри мне в глаза! О! – воскликнула тетя. – Да у тебя на лице непорядок! Сейчас все уладим!
Алиса вдруг, сама не зная, как это у нее получилось, поставила на огонь кастрюльку с отваром ромашки. Потом тетя сделала девочке паровую ванночку и марлевым тампоном удалила угри.
– Ну вот, миленькая моя, все в жизни поправимо. Ты еще будешь лебедем, утеночек ты мой!
Алиса хотела плакать, но теперь уже не от жалости к себе, а от приятного сознания, что ее горе не всем безразлично и что нашелся человек, который без слов понял ее.
– Ну, малышка, а теперь признайся, ты грустишь, что недостаточно красива?
– Ой, теть Люба, Вы прямо экстрасенс!
– Не люблю этого слова! Алиса, это не моя заслуга, что я имею чуткое сердце. Все те, кто любят Бога, любят и ближнего, а любовь к ближнему невозможна без сочувствия. Знаешь, девочка моя, красота – это не то, из-за чего стоит плакать. Бог никогда не ошибается – запомни это. Ты вот играешь на фортепиано; скажи, какая нота самая красивая?
– Н-не знаю…
– А вот если мы посчитаем ноту «до» уродливой и отбросим ее, то что у нас получится?
– О! Это будет ужасно! Тогда все произведения потеряют свою красоту и гармонию!
– То-то же! А если мы выполем и выбросим все одуванчики на всей планете только потому, что кое-кому эти цветы покажутся недостаточно красивыми?!
– Тогда летний луг будет уныл и неказист. Они же такие веселые, радостные, милые, как маленькие солнышки…
– Алиса, Бог создал людей разными, будто соткал ковер из разноцветных нитей. У каждого человека свое предназначение. Но есть одно важное «но». Только тот человек, который любит Бога, кто поступает так, как учит Бог, ложится прекрасным «узором» на «ковре», независимо от того, какого цвета его нить: желтая, красная или зеленая. Внешняя красота и дана нам для того лишь только, чтобы стремиться к внутренней красоте. И знаешь, Алиса, открою тебе секрет: никогда не встречала среди христиан некрасивых людей! Видимо это оттого происходит, что Бог – совершенство всякой красоты, становится их Отцом, а дети, как известно, похожи на родителей! Поэтому и совет мой тебе такой будет: ищи Господа, а все остальное, недостающее, Он добавит.
Светлана Ярошевич